Мои ровесники все прошли через комсомол. Много было хорошего в этой организации, и много она дала. Конечно, с высоты наших дней некоторые вещи выглядят странно, но это история. Комсомол, прежде всего, это наши юность и молодость, воспоминания.
Как только мне исполнилось 14 лет, я начала мечтать влиться в ряды «передовой советской молодежи». В нашем классе уже было несколько комсомольцев, они с гордостью ходили со значком (профиль Ленина на развевающемся красном знамени), а мы, пионеры, по-прежнему гладили галстуки, за отсутствие которых можно было попасть дежурному на карандаш.
Помню даже обсуждения в классе кандидатур на вступление в комсомол. Наша первая комсомолка класса Ирина (она же являлась и комсоргом), грозно вопрошала у кандидата: «А зачем тебе быть в рядах передовой советской молодежи? Что ты планируешь в них делать?». Интересно, а сама-то она что отвечала на приеме? Наш потенциальный второй комсомолец что-то мычал, но в рядах передовой советской молодежи быть желал. К тому моменту как мне исполнилось 14 лет — с этого возраста принимали в комсомол — в моем классе комсомольцев был уже, как минимум, пяток, и все уже навострились бойко отвечать на вопрос: «Зачем тебе быть в рядах передовой советской молодежи»: «Мы хотим бороться за мир, хотим внести свой вклад в построение коммунистического общества и всячески способствовать распространению учения великого Ленина».
Поэтому в апреле меня с другими потенциальными участниками сплоченных рядов собрали на комсомольском бюро школы (школа была 8-леткой, поэтому комсомольцев было не так много). Я старательно заучивала «Кодекс строителей коммунизма», запоминала фамилии первого руководителя комсомольцами (кажется, Медведев) и нынешнего (им был в 1983 году, вроде бы, товарищ Пастухов — я запоминала примерно так: «Пастухов пас медведя») и фамилии руководителей коммунистическими партиями социалистических стран. Я помнила картинку «Прием в комсомол» (помнится, нам надо было даже составить по ней подробный рассказ), и очень была разочарована отсутствием мизансцены, знакомой по произведению живописи — не было ни стола, покрытого красной скатертью, ни цветов. Никто на меня доброжелательно не смотрел, а все мечтали побыстрее провести это собеседование с несколькими такими же «желавшими».
Мне велели стоять ровно, не раскачиваться, не теребить передник. И, как водится, задали сакральный вопрос. На него я ответила бойко. И мне велели сегодня после окончания уроков никуда не уходить, потому что мы пойдем в райком комсомола, и из-за этого похода пришлось отменить тренировку (тренер не был сильно рад этому обстоятельству). Помнится, я стояла во дворе школы, сложила заявление вчетверо, за что удостоилась возмущенного восклицания школьного комсорга: «Как ты могла его сложить?! Это же за-я-вле-ни-е!!! Ты бы его еще трубочкой свернула!». В чем состояла неприкасаемость этого листка бумаги я так и не поняла. В райкоме комсомола Выборгского района (где-то недалеко от метро «Выборгская») собралось много жаждущих, нас посадили в большом зале, и «тройка» начала вызывать кандидатов. Требовалось кратко рассказать о себе и ответить на вопросы. Этих вопросов все побаивались, потому что могли вполне спросить про руководителей коммунистической партии какой-нибудь Эфиопии. Про Эфиопию, помнится, не спрашивали, но спрашивали про руководителей компартии США и Англии (не у меня). У меня, т. к. я была ответственной в классе за «интернациональную работу» (в 80-е годы почти все школьники Советского Союза «переписывались» с ровесниками из социалистических стран — я переписывалась с девочками из Болгарии, ГДР и Чехословакии), попросили назвать города-побратимы Ленинграда в социалистических странах (их я бодро перечислила), но засыпалась на вопросе: «А с кем мы побратались в Финляндии?». До сих пор помню, что это — Турку. После чего, посовещавшись, изрекли: «Есть предложение принять». Моя коммунистическая судьба была решена!
Признаюсь честно — я была очень счастлива. В голову лезли всякие патриотические мысли, захотелось сочинить даже какое-нибудь очень правильное стихотворение про руководящую роль партии и готовность комсомола встать на защиту завоеваний социалистического строя«, но придумалось только: «Я был пионером, теперь — комсомолец!», дальше патриотическая песнь не пошла. Мама (она отличалась завидной аполитичностью), тем не менее, меня поздравила, видя мою восторженность.
Через несколько дней в милом особнячке на Болотной, сохранившемся по факту пребывания в нем Владимира Ленина, нам в торжественной обстановке вручили значки и комсомольские билеты.
Началась эпоха оплаты комсомольских взносов. Т. к. я была школьницей, то ежемесячно пополняла комсомольскую казну на 2 копейки! В институте ставка выросла до 20 копеек.
А спустя буквально месяц, я совершила ужасное преступление: потеряла значок. Я ужасно переживала — ведь привлекут за разгильдяйство и халатное отношение к святыне. На дрожащих ногах я отправилась в райком комсомола, заглянула в какое-то окошечко, пролепетала: «Я потеряла комсомольский значок» и стала пихать в это окошечко свой комсомольский билет — я, мол, не самозванка, а законный член. На что женщина, сидящая по ту сторону, потребовала от меня 10 копеек и выдала мне мой любимый комсомольский значок.
А взносы в комсомол я перестала платить годы в 90-е. Не до того уже было... Интересно, сохранился ли мой комсомольский билет на старой квартире?..
http://www.livejournal.com/magazine/449094.html
В конце октября 1918 года появился «Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи», проще говоря — комсомол. BLOHA_V_SVITERE вспоминает, что значил для неё значок с Лениным на фоне красного флага, зачем ей было «быть в рядах передовой советской молодёжи», какие вопросы задавали при приёме в комсомольцы, и как была устроена эта организация.
Кто помнит эту дату? А кто состоял в комсомоле? Как только мне исполнилось 14 лет, я начала мечтать влиться в ряды «передовой советской молодежи». В нашем классе уже было несколько комсомольцев, они с гордостью ходили со значком (профиль Ленина на развевающемся красном знамени), а мы, пионеры, по-прежнему гладили галстуки, за отсутствие которых можно было попасть дежурному на карандаш.
Помню даже обсуждения в классе кандидатур на вступление в комсомол. Наша первая комсомолка класса Ирина (она же являлась и комсоргом), грозно вопрошала у кандидата: «А зачем тебе быть в рядах передовой советской молодежи? Что ты планируешь в них делать?». Интересно, а сама-то она что отвечала на приеме? Наш потенциальный второй комсомолец что-то мычал, но в рядах передовой советской молодежи быть желал. К тому моменту как мне исполнилось 14 лет — с этого возраста принимали в комсомол — в моем классе комсомольцев был уже, как минимум, пяток, и все уже навострились бойко отвечать на вопрос: «Зачем тебе быть в рядах передовой советской молодежи»: «Мы хотим бороться за мир, хотим внести свой вклад в построение коммунистического общества и всячески способствовать распространению учения великого Ленина».
Поэтому в апреле меня с другими потенциальными участниками сплоченных рядов собрали на комсомольском бюро школы (школа была 8-леткой, поэтому комсомольцев было не так много). Я старательно заучивала «Кодекс строителей коммунизма», запоминала фамилии первого руководителя комсомольцами (кажется, Медведев) и нынешнего (им был в 1983 году, вроде бы, товарищ Пастухов — я запоминала примерно так: «Пастухов пас медведя») и фамилии руководителей коммунистическими партиями социалистических стран. Я помнила картинку «Прием в комсомол» (помнится, нам надо было даже составить по ней подробный рассказ), и очень была разочарована отсутствием мизансцены, знакомой по произведению живописи — не было ни стола, покрытого красной скатертью, ни цветов. Никто на меня доброжелательно не смотрел, а все мечтали побыстрее провести это собеседование с несколькими такими же «желавшими».
Мне велели стоять ровно, не раскачиваться, не теребить передник. И, как водится, задали сакральный вопрос. На него я ответила бойко. И мне велели сегодня после окончания уроков никуда не уходить, потому что мы пойдем в райком комсомола, и из-за этого похода пришлось отменить тренировку (тренер не был сильно рад этому обстоятельству). Помнится, я стояла во дворе школы, сложила заявление вчетверо, за что удостоилась возмущенного восклицания школьного комсорга: «Как ты могла его сложить?! Это же за-я-вле-ни-е!!! Ты бы его еще трубочкой свернула!». В чем состояла неприкасаемость этого листка бумаги я так и не поняла. В райкоме комсомола Выборгского района (где-то недалеко от метро «Выборгская») собралось много жаждущих, нас посадили в большом зале, и «тройка» начала вызывать кандидатов. Требовалось кратко рассказать о себе и ответить на вопросы. Этих вопросов все побаивались, потому что могли вполне спросить про руководителей коммунистической партии какой-нибудь Эфиопии. Про Эфиопию, помнится, не спрашивали, но спрашивали про руководителей компартии США и Англии (не у меня). У меня, т. к. я была ответственной в классе за «интернациональную работу» (в 80-е годы почти все школьники Советского Союза «переписывались» с ровесниками из социалистических стран — я переписывалась с девочками из Болгарии, ГДР и Чехословакии), попросили назвать города-побратимы Ленинграда в социалистических странах (их я бодро перечислила), но засыпалась на вопросе: «А с кем мы побратались в Финляндии?». До сих пор помню, что это — Турку. После чего, посовещавшись, изрекли: «Есть предложение принять». Моя коммунистическая судьба была решена!
Признаюсь честно — я была очень счастлива. В голову лезли всякие патриотические мысли, захотелось сочинить даже какое-нибудь очень правильное стихотворение про руководящую роль партии и готовность комсомола встать на защиту завоеваний социалистического строя«, но придумалось только: «Я был пионером, теперь — комсомолец!», дальше патриотическая песнь не пошла. Мама (она отличалась завидной аполитичностью), тем не менее, меня поздравила, видя мою восторженность.
Через несколько дней в милом особнячке на Болотной, сохранившемся по факту пребывания в нем Владимира Ленина, нам в торжественной обстановке вручили значки и комсомольские билеты.
Началась эпоха оплаты комсомольских взносов. Т. к. я была школьницей, то ежемесячно пополняла комсомольскую казну на 2 копейки! В институте ставка выросла до 20 копеек.
А спустя буквально месяц, я совершила ужасное преступление: потеряла значок. Я ужасно переживала — ведь привлекут за разгильдяйство и халатное отношение к святыне. На дрожащих ногах я отправилась в райком комсомола, заглянула в какое-то окошечко, пролепетала: «Я потеряла комсомольский значок» и стала пихать в это окошечко свой комсомольский билет — я, мол, не самозванка, а законный член. На что женщина, сидящая по ту сторону, потребовала от меня 10 копеек и выдала мне мой любимый комсомольский значок.
А взносы в комсомол я перестала платить годы в 90-е. Не до того уже было... Интересно, сохранился ли мой комсомольский билет на старой квартире?..
http://www.livejournal.com/magazine/449094.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий